В поезде.

Почтовый поезд неизвестного номера, мчится на всех парах от одной станции к другой. Локомотив вопит, рычит, орет и вскрикивает…. Вагоны своими не смазанными колесами воют как волки и громко кричат будто совы. На небе темнота, звезды. На земле тьма. В вагонах тоже тьма-тьмущая. «Что-то случится! Что-то обязательно случится!» — кричат вагоны, издающие «ржавые» звуки от своей старости.

«Дааааааа» — подхватывает локомотив песню вагонов. В вагонах царит тишина и гуляет ветер. Очень страшно. Я высунул свою голову и куда-то смотрю. Куда я смотрю? Далеко, в ту даль, которую не видно…. Все огни зеленые. Все хорошо. И происшествие, кажется, еще далеко. Тишина. Пустые и душераздирающие мысли. Мысли о детстве, о смерти, ужасные мысли. Покиньте меня…
— Как же я грешен! – говорю я себе. – Грешен очень сильно!
Кто-то залез мне в задний карман. И хотя мой карман пуст, и там давно ничего нет, но все же, мне страшно. Я поворачиваю голову. Сзади меня стоит незнакомец. На его голове соломенная шляпа и блуза, темного цвета.
— Что Вам нужно? – спрашиваю я незнакомца, проверяя свои карманы.
— Мне? Ничего-с! Я просто смотрю-с в окно. На пейзажи! – отвечает незнакомец, быстро выдергивая руку и ложась мне на спину.
Вдруг слышится громкий свист…. Поезд начинает останавливаться. Он движется все медленнее и медленнее и, в конце концов, останавливается. Выхожу с вагона и направляюсь в сторону буфета. Захотелось поддать для смелости. Около буфета толпится большое скопление людей и бригада поезда.
— Так, так. Водка? А не будет горьковато? – спросил обер-кондуктор, обращаясь до толстого мужика. Толстяк что-то пытается проговорить, но это более похоже на вопль, так как в его горле стоит бутерброд, которому уже сто лет.
— Жид! Ты Жид! – кто-то громко кричит из толпы, да таким голосом, будто сейчас потоп, и он сообщает о бедствии.
Я направляюсь в толпу. Мне интересно, что там происходит и хочется узнать. Рядом с одним вагоном стоит какой-то господин с кокардой, показывая людям на свои ноги. С бедного мужика, во время его сна стащили последние сапоги и чулки.
— И что мне теперь делать? В чем я поеду домой? – кричит мужик. – Мне до Ревеля нужно. Вы обязаны на это смотреть.
Перед ним стоит жандарм, говоря ему, что «не нужно кричать. Успокойтесь». Иду обратно к себе в вагон №224. Там все тоже: Табачная вонь, храп, темнота невиданная, какие-то посторонние запахи. В общем — пахнет русским духом. Около меня лежит рыжий следователь, который издает песни храпа. Сам он едет из Рязани в Киев. Совсем недалеко, рядом со следователем спит на поломанном холодильнике хорошенькая девушка. Крестьянин, который в соломенной шляпе, пыхтит ворочаясь в разные стороны и не знает куда всунуть свои ноги. В углу некий незнакомец что-то жуёт и жадно чавкает во все горло. Под скамьями крепко спит народ. Скрипит дверь. В вагон входят две старухи.
— Садимся сюда. Мать моя, сядем сюда! – проговорила одна. – Боже, как же темно. Ничего кроме искушения. Ой, неужели наступила. На кого наступила? Где Пахом?
— Пахом? Ой, как же та? Где же Пахом? Куда ж он подевался?
Старушка в панике тревожится, открывает окно и рассматривает платформу.
— Пахом! – кричит старушонка. – Где ты подевался? Аууу, Пахом! Мы здесь!
— Беда, какая! У меня! – крикнул голос из-за окна. – Меня в машину не пускают!
— Как это не пускают тебя? Кто это тебя не пускает? Не могут они не пускать. Покажи им свой билет. Настоящий билет. Они не могут не пускать!
— Билетов нет! Кассы закрыли, и нет билетов!
По платформе слышен топот копыт. Кто-то вел лошадь.
— Назад я сказал! – крикнул жандарм. – Куда ты лезешь? Чего кричишь? Скандалишь зачем?
— Петровна, — кричит Пахом.
Петровна хватает большущий чайник, из жестянки и бежит прочь из вагона. Пробил второй звонок. Заходит кондуктор, небольшого роста с черными усиками.
— Вам бы билетик купить, — говорит он старику, который сидел напротив меня. – Контролер здесь!
— Правда? Так-с. Это очень…не хорошо. Кто? Князь что ли?
— Нет. Князя, батюшка, и палкой сюда загнать нельзя.
— А кто тогда? Борода есть?
— Да, есть борода.
— А, ну, если этот, то все нормально. Он хороший и добрый человек.
Как знаете.
— Ну и сколько здесь зайцев едет?
— Да где-то человек с сорок.
-Ого. Молодцы, молодцы! Коммерсанты. Ай, молодцы!
Кровь в сердце стынет. Я тоже зайцем путешествую. Я всегда так езжу. Зайцы, товарищи читатели, это пассажиры, которые не покупают билеты, но потом платят кондукторам. Им не нужно постоянно показывать свои биллеты, к ним вежливое отношение и платят они только 75% всей стоимости биллета. Быть зайцем это отлично, товарищи. Все что вы пожелаете, если так ездите.
— Чтобы я платил когда-либо? Чтобы я что-нибудь платил? – бормочет старик. – Никогда в своей жизни! Я плачу только кондукторам. Кондуктора беднее Полякова. Поэтому им плачу.
Раздается третий звонок.
— Ой, матушка! – кричит старушка. – Где делась Петровна? Уже третий звонок прозвенел! Бог наказал…. Все, ничего не осталось. Она осталась одна, бедняга. И вещи ее все здесь. Что мне с вещами ее то, делать? С ее сумкой! Родные мои, ведь сумка осталась здесь!
Старушка замолчала. Минуту она будто думала.
— Пусть будет со своими вещами! – сказала это старуха и бросила сумку Петровны на платформу.
Едем на станцию Халдеево, по дороге еще Общая Могила. Заходит контролер и обер-кондуктор. В руках свеча.
— Быстро! Билеты все, — закричал обер-кондуктор.
— Где ваши билеты? – спрашивает у и старика контролер.
Мы испуганно ежимся, прячем руки и смотрим глазами на веселеющее лицо обер-кондуктора.

— Держите! – сказал кондуктор своему напарнику, и они отходят. Мы спасены.
— Эй, Вы! Ты, где твой билет! – Обер-кондуктор толкает парня, который уснул. Парень открывает глаза и вытягивает из шапки билет желтого цвета.
— Куда путь держишь? – спрашивает контролер, смотря на билет и прокручивая его в руке. – Ты не туда поехал!
— Ты, дурак, куда ты поехал? Ты не туда едешь! – говорит обер-кондуктор. – Ты поезда перепутал. Ты не на тот сел. Тебе нужно было на Живодерово, в мы к Халдеево едем. Вот, возьми. Не нужно быть таким дураком!
— Парень перепугано моргает глазами, ошарашено смотрит на смеющихся людей и начинает усиленно тереть глаза.
— Не нужно плакать! — говорят окружающие. – Лучше попроси. Ты такой здоровый, а болван. И еще и ревешь! Женат ты, скорее всего, да и дети, наверное, есть.
— Ваш билетик, — говорит обер-кондуктор к мужчине с большим цилиндром на голове.
— Что?
— Билетик ваш, уважаемый, поворачивайтесь!
— Какой билет? Он нужен?
— Билет, — вскрикнул кондуктор.
— Все понимаю. Почему бы и не дать билет, когда нужно? Дам, сейчас! – мужчина в цилиндре засовывает руку за пазуху и очень быстро, со скоростью ракеты вытаскивает грязную бумагу и дает ее контролеру.
— Что это? Зачем мне? Это не билет, это паспорт. Ты билет давай сюда!
— А другого билета я не имею, – сказал косарь, который видимо испугался.
— А как ты надумал ехать? Билета нету, а едешь.
— Да я заплатил уже.
— Когда? Кому это ты уже заплатил?
— Кондуктору заплатил!
— Какому еще кондуктору?
— Я не знаю. Не знаю какому! Какому-то кондуктору и все! Сказал мне такой, не бери мол билета, мы и так тебе провезем, все нормально будет. Вот я и не взял…
— Об этом мы с тобой еще поговорим. До станции только доедем и поговорим! Так-с, мадама! Где ваш билетик?
Заскрипела дверь. Открылась. И удивив, всех заходит Петровна.
— Ой, матушка. Еле нашла свой вагон. Все одинаковые, так легко запутаться. Не разберешь. А Пахома так и не пропустили. А где моя сумка?
— Ой, что ж делать то. Искушение. Я тебе ее выбросила в окно. Я подумала, что ты осталась и решила ее в окно тебе выбросить!
— Куда ты ее выбросила?
— В окно. Кто же знал, что ты вернешься?
— Вот тебе спасибо! Кто же тебя просил ее трогать? Ну ты ведьма, матушка. Прости меня, Господи. И что мне теперь делать? Скажи! Свою сумку оставила, не бросила, а мою бросила! Лучше бы ты свою морду бросила. Чтоб тебя! Ведьма!
— Нужно на следующей станции телеграмму посылать, — советует заливающаяся от смеха публика.
Петровна кричит и ругается матом. Ее подруга схватила свою сумку и крепко держа ее начинает плакать. Сцену перебивает кондуктор.
— Чьи это вещи? – кричит он, а в его руках сумка, которая принадлежит Петровной.
— Смотри какая хорошенькая, – говорит мне старик, кивая головой на хорошенькую. – Эх, какая же хорошенькая. Жаль, нет у меня хлороформа, эх, жаль! Дал бы я ей понюхать его, а потом целуй ее везде, везде-везде. Хорошо, что все спят.
Мужик в соломенной шляпе ворочается. И все возмущается из-за своих длинных ног, которые некуда деть.
— Эх, эти ученые, — говорил он, — эти ученые. Наверное, нельзя пойти против природы! Эх, эти ученые! Наверное, нельзя сделать так, чтобы ноги можно было открутить тогда, когда они мешают и снова прикрутить, когда они нужны!
— Я не виноват. Я не причем! Спросите это у товарища прокурора! – бредил мой сосед следователь.
Далеко в углу, два парня, унтер-офицер с молодым парнем в синих очках играют в карты. При этом курят папиросы.
Справа сидит барыня. Эта барыня той породы, которых называют «само собой естественно». От нее смердит пудрой и духами.
— Боже, как же прелестна эта дорога! – шепчет ей на ухо какой-то чудак, говорит так притворно. Как-то по-французски, с таким неестественным акцентом. – Нигде не бывает приятнее. В дороге так сближаются. Я люблю тебя родная моя.

Целуются, снова целуются… Черт подери! Безобразие! Хорошенькая проснулась. Посмотрела на публику и неосознанно кладет голову на плечо моего соседа Фемиды. Но он не реагирует. Этот дурак крепко храпит.
Поезд тормозит и останавливается. Полустанок.
— Уже целых две минуты стоит – что-то говорит сиплый, своим грубым басом вне вагона.
Проходит две минуты, еще две. Пять. Проходит десять, пятнадцать, но вагон не движется. Он все так же стоит. Что произошло? Я встаю и направляюсь к выходу. Выхожу из вагона и иду к локомотиву.
— Иван Матвеевич! Когда же уже. Когда, наконец! – крикнул обер-кондуктор.
Из-под локомотива вылез машинист, весь красный, сильно вспотевший и с сажей на носу…
— Ты что раскричался? – сказал он обер-кондуктору. – Ты вообще человек или нет? Зачем ты меня подгоняешь? Не видно, что ли? Нет, не видишь? Чтобы вас всех…. Чтоб вы! Это локомотив? Это тряпка, а то и хуже! Не возможно на нем везти, ну, не могу я!
— И что же делать?
— Делай, как знаешь! Давай мне другой локомотив, я на этом больше не поеду! Войди в мое положение. Это тряпка.
Помощники машиниста суетятся, метаются возле поломанного локомотива, кричат что-то, стучат. Начальник станции, одетый в красную фуражку стал возле локомотива и говорит своему помощнику анекдоты. Пошел дождь. Я иду в свой вагон №224. Мимо меня пробегает незнакомец. Тот, который носил соломенную шляпу. Он держит чемодан. А этот чемодан мой! О Господи!

По рассказу Семенова Б.И.